Неточные совпадения
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным
голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё
затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
Левин не верил своему слуху, но нельзя было сомневаться: крик
затих, и слышалась тихая суетня, шелест и торопливые дыхания, и ее прерывающийся, живой и нежный, счастливый
голос тихо произнес: «кончено».
Левин притворился спящим, а Облонский, надев туфли и закурив сигару, пошел из сарая, и скоро
голоса их
затихли.
Они поют, и, с небреженьем
Внимая звонкий
голос их,
Ждала Татьяна с нетерпеньем,
Чтоб трепет сердца в ней
затих,
Чтобы прошло ланит пыланье.
Но в персях то же трепетанье,
И не проходит жар ланит,
Но ярче, ярче лишь горит…
Так бедный мотылек и блещет,
И бьется радужным крылом,
Плененный школьным шалуном;
Так зайчик в озими трепещет,
Увидя вдруг издалека
В кусты припадшего стрелка.
Он становился гуще и гуще, разрастался, перешел в тяжелые рокоты грома и потом вдруг, обратившись в небесную музыку, понесся высоко под сводами своими поющими звуками, напоминавшими тонкие девичьи
голоса, и потом опять обратился он в густой рев и гром и
затих.
Крик закончился взвизгом; последние звуки послышались уже на дворе; все
затихло. Но в то же самое мгновение несколько человек, громко и часто говоривших, стали шумно подниматься на лестницу. Их было трое или четверо. Он расслышал звонкий
голос молодого. «Они!»
Наверху всё
затихло, и сторожиха досказала свою историю, как она испужалась в волостном, когда там в сарае мужика секли, как у ней вся внутренность отскочила. Хорошавка же рассказала, как Щеглова плетьми драли, а он и
голоса не дал. Потом Федосья убрала чай, и Кораблева и сторожиха взялись за шитье, а Маслова села, обняв коленки, на нары, тоскуя от скуки. Она собралась лечь заснуть, как надзирательница кликнула ее в контору к посетителю.
Мало-помалу, вслед за отцом Иосифом,
затихли и все
голоса рассудительные.
В этом месте защитника прервал довольно сильный аплодисмент. В самом деле, последние слова свои он произнес с такою искренне прозвучавшею нотой, что все почувствовали, что, может быть, действительно ему есть что сказать и что то, что он скажет сейчас, есть и самое важное. Но председатель, заслышав аплодисмент, громко пригрозил «очистить» залу суда, если еще раз повторится «подобный случай». Все
затихло, и Фетюкович начал каким-то новым, проникновенным
голосом, совсем не тем, которым говорил до сих пор.
Около полуночи стрелки ушли в палатки и, лежа на сухой траве, рассказывали друг другу анекдоты, острили и смеялись. Мало-помалу
голоса их стали
затихать, реплики становились все реже и реже. Стрелок Туртыгин пробовал было возобновить разговор, но ему уже никто не отвечал.
Нюрочка все смотрела на светлые пуговицы исправника, на трясущуюся голову дьячка Евгеньича с двумя смешными косичками, вылезавшими из-под засаленного ворота старого нанкового подрясника, на молившийся со слезами на глазах народ и казачьи нагайки. Вот о. Сергей начал читать прерывавшимся
голосом евангелие о трехдневном Лазаре, потом дьячок Евгеньич уныло запел: «Тебе бога хвалим…» Потом все
затихло.
Шаги уж были совсем близко. Все
затихло. Потом донесся сдержанный говор нескольких
голосов.
Потом и это
затихло, и в глубоком сне к Матвею подошел кто-то и стал говорить
голосом важным и почтенным что-то такое, от чего у Матвея на лице даже сквозь сон проступило выражение крайнего удивления и даже растерянности.
Только что
затихло напряженное пение муэдзина, и в чистом горном воздухе, пропитанном запахом кизячного дыма, отчетливо слышны были из-за мычания коров и блеяния овец, разбиравшихся по тесно, как соты, слепленным друг с другом саклям аула, гортанные звуки спорящих мужских
голосов и женские и детские
голоса снизу от фонтана.
Этими словами кончалась песня, и к этим последним словам, пропетым заунывным напевом, присоединился бодрый
голос веселого Хан-Магомы, который при самом конце песни громко закричал: «Ля илляха иль алла» — и пронзительно завизжал. Потом все
затихло, и опять слышалось только соловьиное чмоканье и свист из сада и равномерное шипение и изредка свистение быстро скользящего по камням железа из-за двери.
Вдруг тонко и нервно звякнул колокольчик. Вышли судьи: Верига, Авиновицкий, Кириллов и другие старшины. Смятение волною пробежало в зале, — и вдруг все
затихли. Авиновицкий зычным
голосом произнес на весь зал...
Сестры побежали, заливаясь хохотом.
Голоса их и смех
затихли за дверьми. Передонов отвернулся от калитки. Он был не совсем доволен. Он думал: болтнули что-то и ушли. Дали бы лучше записочки. Но уже поздно тут стоять и ждать.
И он стал рассказывать далее что-то, чего я не мог расслышать. Вслед за мной прошли еще пассажиры, прошел кондуктор, вбежал артельщик, и довольно долго был шум, из-за которого не слышно было разговора. Когда всё
затихло, и я опять услыхал
голос адвоката, разговор, очевидно, с частного случая перешел уже на общие соображения.
Спальня младшего возраста долго не могла угомониться. Старички в одних рубашках перебегали с кровати на кровать, слышался хохот, шум возни, звонкие удары ладонью по голому телу. Только через час стал
затихать этот кавардак и умолк сердитый
голос воспитателя, окликавшего шалунов по фамилиям.
Отовсюду сильнее запахло цветами, обильная роса облила траву, соловей защелкал недалеко в кусте сирени и
затих, услыхав наши
голоса; звездное небо как будто опустилось над нами.
Потом он
затих, перестал не только плакать, перестал дышать и весь стал внимание: как будто он прислушивался не к
голосу, говорящему звуками, но к
голосу души, к ходу мыслей, поднимавшемуся в нем.
Шапки одна за другой поднялись над головами, и, по мере того как подходил приказчик, одна за другою открывались плешивые с середины и спереди, седые, полуседые, рыжие, черные и русые головы, и понемногу, понемногу,
затихали голоса и, наконец, совершенно
затихли.
Голос его покрыл шум, и крики
затихли. Гарвей сурово улыбнулся, Редж с недоумением дернул подбородком, оглядываясь; громко захохотал Сигби — еще секунда, другая, и бешенство сломилось, как палка, встретившая топор, потому что слова Аяна звучали непоколебимой уверенностью; момент был великолепен. Боцман сказал...
Когда
голоса и шаги
затихли, Ольга Михайловна вышла из шалаша и направилась к дому.
И, еще раз громко зевнув, опрокинулся на спину и
затих.
Затихли и остальные, и крепкий сон здоровой усталости охватил их неподвижные тела. Сквозь тяжелую дрему Петр видел смутно что-то белое, наклонившееся над ним, и чей-то
голос прозвучал и погас, не оставив следа в его помраченном сознании.
Все
затихло, все замолкло; лишь кузнечики тянут неугомонные свои песни, перепела во ржи перекликаются да дергач резким
голосом кричит на болоте.
Тихий летний вечер. Давно закатилось солнышко, утонув до утра в побагровевших водах залива.
Затихли веселые
голоса купающихся на берегу.
Нельзя было сомневаться: крик
затих, и слышалась тихая суетня, шелест и торопливые дыхания, и ее прерывающийся, живой и нежный, счастливый
голос тихо произнес: «кончено».
— Барон! — крикнула еще раз графиня, и ее
голос задрожал от боязни, что барон уйдет. Шум от шагов
затих.
— A Белград-то все еще держится, братцы, — говорит кто-то в толпе, когда
затихает могучее ура, закончившее спетый гимн. — Экие молодчинищи! Право слово, — молодцы. Сербия-то, ведь, маленькая, крошка, супротив ихней австрийской земли, a какие, братцы мои, орлы, — подтверждает другой
голос.
Рекрутик с непривычки при каждой пуле сгибал набок голову и вытягивал шею, что тоже заставляло смеяться солдатиков. «Что, знакомая, что ли, что кланяешься?» — говорили ему. И Веленчук, всегда чрезвычайно равнодушный к опасности, теперь был в тревожном состоянии: его, видимо, сердило то, что мы не стреляем картечью по тому направленью, откуда летали пули. Он несколько раз недовольным
голосом повторил: «Что ж он нас даром-то бьет? Кабы туда орудию поворотить да картечью бы дунуть, так
затих бы небось».
— И лай собаки
затих, как замирает буря на
голос повелителя стихий!
Но на этот раз она не упала беспомощно на его руки, а сейчас же
затихла и, подняв на него свои чудные, полные слез глаза, спокойно, с едва заметною дрожью в
голосе сказала...
На это увещание, ласковым, обворожительным
голосом произнесенное,
затих ропот школьного мастера.
— Как же это так? — пожимает околоточный плечами, но на время
затихает и сжимается, поглядывая как-то исподнизу, как побитая собака. А потом снова овладел положением и постепенно повышал
голос, сразу, впрочем, переходя на шепот, когда встречался взглядами с Петровым. Необходимо было показать, что он хоть и без пальто, но лучше других, чище и благороднее.
— Ты спи, а я не могу, — отвечал первый
голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё
затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
— Господа! — сказал дрогнувший
голос государя; толпа зашелестила и опять
затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно-человеческий и тронутый
голос государя, который говорил: — «Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать — время всего дороже…»
В столовой, рядом, давно уже ходили, разговаривали и стучали посудой. Потом все
затихло, и послышался хозяйский
голос Сергея Андреича, отца Павла, горловой, снисходительный басок. При первых его округлых и приятных звуках будто пахнуло хорошими сигарами, умной книгой и чистым бельем. Но теперь в нем было что-то надтреснутое и покоробленное, словно и в гортань Сергея Андреича проник грязно-желтый, скучный туман.
В 12-м часу
голоса стали
затихать, пропел петух, из-за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман-роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один
голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились
голоса в разных концах. И всё
затихло.